23 февраля исполнился 91 год со дня рождения известного русского мыслителя советского периода Г.П.Щедровицкого.
Одно из считанных единиц интересных и заметных явлений в русской философии советского периода, почти убитой коммунистической идеологией и советской репрессивной системой.
Кроме Щедровицкого к таким интересным явлениям можно отнести разве что относительно посредственную философию Ильенкова, который в итоге, от невозможности вырваться за жёсткие рамки марксизма-ленинизма, спился и покончил с собой.
Довольно невнятную философию Мамардашвили, на советском философском безрыбье раздутую в позднесоветской интеллигенции до совершенно непропорциональных её действительному значению масштабов (эта раздутость и до сих пор во многом сохраняется, видимо потому, что живы те, кто её и раздувал в своё время). Причём не совсем понятно к какой философии этого мыслителя причислять, к русской или грузинской - с одной стороны Мамардашвили работал исключительно на русском языке и исключительно в русле русской и европейской вообще философии, ничего оригинально-грузинского в его мысли не было, но с другой он был грузином и грузинским националистом, с известной долей русофобии характерной для грузинской интеллигенции даже в советский период. Однозначно представителем русской философской мысли его, всё же, считать наверно нельзя; в лучшем случае он русско-грузинский философ.
И, наконец, помимо авторов убитых коммунистами ещё в первые десятилетия советской власти, вроде Флоренского и Карсавина, пожалуй только три имени представляют собой нечто по-настоящему оригинальное и важное в русской философии того печального для любомудрия времени. Это Алексей Лосев, Лев Гумилёв, которые чудом выжили в сталинских лагерях, и в последствие смогли вернуться на академическую стезю и издавать свои труды, а так же Михаил Бахтин, который бОльшую часть своей научной жизни провёл в безвестности не востребованный советской идеологизированной наукой, и только на склоне лет получил возможность активно публиковаться, но и тогда, настоящая известность к нему пришла только после смерти, уже в Перестройку, но особенно после краха СССР, в Новой России.
И, наконец, помимо авторов убитых коммунистами ещё в первые десятилетия советской власти, вроде Флоренского и Карсавина, пожалуй только три имени представляют собой нечто по-настоящему оригинальное и важное в русской философии того печального для любомудрия времени. Это Алексей Лосев, Лев Гумилёв, которые чудом выжили в сталинских лагерях, и в последствие смогли вернуться на академическую стезю и издавать свои труды, а так же Михаил Бахтин, который бОльшую часть своей научной жизни провёл в безвестности не востребованный советской идеологизированной наукой, и только на склоне лет получил возможность активно публиковаться, но и тогда, настоящая известность к нему пришла только после смерти, уже в Перестройку, но особенно после краха СССР, в Новой России.
Правда и они, находясь под гнётом идеологического пресса, не смогли реализовать и половины своего научного и философского потенциала, не имея возможности в издаваемых трудах сказать всё, что хотели сказать, и наоборот вынужденные говорить ритуальные идеологические словеса, которые говорить не хотели.
Особенно тут, в силу характера его философских интересов, совсем уж противоречивших материализму и марксизму-ленинизму, не повезло Лосеву, которому свои самые важные и оригинальные философские труды, посвящённые разработке религиозной философии, пришлось писать в стол без надежды на публикацию. Но даже и так, в узкой области истории философии в которой он мог относительно свободно работать, Лосев достиг грандиозных успехов. Чего стоит только одна его многотомная "История эстетики" - феноменальный по масштабам и значению труд не только для русской, но и для мировой науки.
Впрочем, Лосев, как и Гумилёв, промыслительно дожил до Перестройки с её гласностью и отменой идеологических препон, и в последние годы жизни смог, наконец, опубликовать все свои работы, в том числе и те, скрытые в столах, которые ранее не могли найти выхода. Таким образом перекинув через эпоху советского безвременья мостик преемственности в оригинальной русской религиозной философии, от эпохи её расцвета во 2-й половине 19 - 1-й половине 20 вв., до нашего времени.
Кстати, возвращаясь к Щедровицкому. Ему тоже удалось оставить живущее до сих пор наследие. Дело в том, что его мечта воспитать новое поколение технократов вооружённых эффективной методикой управления и принятия решений, для чего, в частности, мыслитель создал целую сеть т.н. "методологических кружков", дала свои всходы. Его "методологическое движение" в той или иной форме оставило последствия, которые пережили и самого Щедровицкого, и СССР, который он надеялся реформировать с помощью своей системы. И многие участники методологических кружков Щедровицкого уже после краха СССР сыграли и играют немалую роль в жизни страны. Например участником методологического движения был, а может и остаётся, такой крупный представитель правящей элиты России как Сергей Кириенко...
А пока, пережив вместе со всей русской культурой, фундаментальный упадок советского периода, освободившись от наручников репрессивной государственной идеологии, русская философия продолжает своё развитие. И, полагаю, в обозримом будущем её, вместе со всей русской культурой, ждёт новый расцвет, подобный тому, который произошёл к началу 20 в., и на взлёте оборванный Великой Русской Катастрофой начавшейся в 1917 г..
Journal information